На балу я чувствую себя белой вороной. Вернее, золотой. Потому что платье – и я теряюсь, что это: то ли ирония судьбы и странное совпадение, то ли происки Ашша, проникшего в голову Диего – так или иначе, платье золотое. И, возможно, моему двойнику, которого Шаргрен, наверняка, успел создать, в нём было бы уютно и хорошо, мне же было зябко – то ли от того, что платье чересчур открытое, то ли от нервов, и неловко – по тем же причинам. Хотелось малодушно забиться в какой-нибудь угол, но Диего велел быть на виду, и я была. Чувствуя себя всё более нелепо – этикет не позволял мне присоединиться ни к одной из оживлённо беседующих групп – женщина не может заговорить с незнакомыми, её сначала должны представить, а представить меня было некому.