К этому тоже предстояло привыкнуть – я не сразу сообразил, что «три склянки» – это девять-тридцать утра; склянки считают с полуночи, отбивается каждые полчаса, и так – до восьми. После чего счет начинается вновь.
А бухты просмоленных канатов на каждом шагу? А разбитые взрывом калильни, из которых по палубному настилу разлетаются пылающие угли?
– Реймонд Федорыч, у нас днище как решето!
«А я больше не «нэарэ» – молодой человек», – отметил Белых. Теперь грек называл его «кирие» – «господин», «владыка». Воистину, доброе слово и автомат могут растопить любое сердце…
– Нет, в самом деле! – не унимался инженер. – Мы в чужом мире! А вы все: «не велено», да, «приказ»! Ребята, вокруг – то, о чем раньше только фантасты мечтали, а мы все думаем, как бы начальство не рассердить! Какое-то унылое копошение, противно…
Голос прервался. Велесов затряс рацию, заорал, но аппарат уже несся над самыми волнами, срывая хлопья пены. Ударился о воду, подскочил и часто захлопал днищем по зыби. На ботинки весело брызнули фонтанчики воды.