А бухты просмоленных канатов на каждом шагу? А разбитые взрывом калильни, из которых по палубному настилу разлетаются пылающие угли?
– Реймонд Федорыч, у нас днище как решето!
«А я больше не «нэарэ» – молодой человек», – отметил Белых. Теперь грек называл его «кирие» – «господин», «владыка». Воистину, доброе слово и автомат могут растопить любое сердце…
– Нет, в самом деле! – не унимался инженер. – Мы в чужом мире! А вы все: «не велено», да, «приказ»! Ребята, вокруг – то, о чем раньше только фантасты мечтали, а мы все думаем, как бы начальство не рассердить! Какое-то унылое копошение, противно…
Голос прервался. Велесов затряс рацию, заорал, но аппарат уже несся над самыми волнами, срывая хлопья пены. Ударился о воду, подскочил и часто захлопал днищем по зыби. На ботинки весело брызнули фонтанчики воды.
Устройство, к счастью, не пострадало от воды – возможно, корпус из диковинного, похожего на гуттаперчу материала водонепроницаем? Зеленоватый экранчик слабо светился, и то, что Эссен на нем увидел, решительно ему не понравилось. В нижнем углу пульсировал значок в виде прямоугольника, пересеченного косой чертой. Пилот уже имел дело с приборами из будущего – «гаджетами», как непонятно называл их Велесов, – и знал, что это за символ. Сергей на ночь присоединял «гаджеты» к плоскому ящичку зарядного устройства, которое целыми днями собирало электричество от солнца, в радужную раскладную гармошку. А сегодня, видать, не успел, спасибо этой сволочи Фибиху…