Рожественский делает знак Аполлонию. Впрочем, совершенно излишне: тот строчит, будто стенографистка.
Внезапно дверь резко, несмотря на габариты, распахивается – навстречу, едва не сшибая Демчинского, буквально вылетает офицер в возрасте. За его спиной слышны радостные вопли, среди которых отчетливо различимо: «Браво, господа!.. Еще!.. Еще!..» Офицер, оказавшийся на поверку Семеновым, не замечая нас, быстро бежит к трапу…
А видим мы, что прошли почти сутки, и до сражения остается одиннадцать дней…
Хм… Интересно. И прям для всех-всех?.. И устойчивый?! Не верю! Превозмогая тошноту, я отчаянно пытаюсь собраться с мыслями…
– Его превосходительство только что отдал приказ увеличить ход до двенадцати узлов и довернуть… На шесть румбов вправо… – Лица в темноте не разобрать, но интонации старшего офицера кажутся смущенными. – Мы продолжаем путь во Владивосток.
Облюбованный мною задний мостик почти пуст. Лишь вахтенный с биноклем упорно обшаривает горизонт. Что он пытается разглядеть в такой мгле? Не различить даже хвоста колонны. Изо всех сил стараясь прогнать накатывающие симптомы укачивания, я то и дело больно щиплю себя за ногу. Ненадолго это помогает, но нога, похоже, уже совсем синяя… Срок двойной порции имбирного корня, выданного мне Матавкиным, похоже, заканчивается…