У него перехватило дыхание — он вспомнил, что отец погиб, а мать рискует собой, чтобы вернуть себе обратно свою страну.
Небо начинало сереть, когда я увидела указатель на нужный поворот. Дорога была такая, что казалось — по ней только что отработала эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Мы проехали через уже проснувшуюся деревеньку, постояли, пропуская стадо коров. Еще километров двадцать. Рассвет. И у меня резко стали слипаться глаза, машину повело. Я прижалась к обочине, вышла, ежась от холода. Где-то в машине был термос с кофе, который я сварила еще в Питере. Надо было бы достать. Но на заднем сиденье спали мальчишки — будить их было жалко.
— Действительно. А то не с чего, — проворчала я. Но надела шляпку, завязала ленты. Натянула перчатки.
— Наверное, все равно хочется, чтобы люди оставили тебя в покое.
— Погодите, а как герцогиня Рэймская могла оказаться у нас, в Петербурге, на Кольцевой автодороге и услышать мой призыв о помощи? — спросила я.
Он чуть поклонился мне и решительно рванул на себя дверь.