«Это сеть, – пронеслась явственная мысль, – я запутался в старой сети… надо ее обрезать… нож…»
– А что они могут сделать? Ведь граф не поносит богов, а лишь очищает город от бандитизма и греха. С чего бы им укорять за битву со злодеями? Григхас тоже ничего не предпринимает. Должен был уже с год назад отослать весточку в Совет, что Лига не позволит так себя воспринимать, а вместо этого он сидит в Варнице и делает вид, что ничего не происходит.
– А так, на всякий случай. Я подстраховался, но знаешь, как оно говорится: лучше всегда иметь за спиною стену. И чтобы Цетрон был спокоен. Нынче ночью – работа, завтра на рассвете – исчезаю из города. Договорились?
– А если скажу, что во мне, то я упаду в твоих глазах? Прости, я не хотел, чтобы это прозвучало как насмешка. Санвес сам впутался в историю, и это его выбор. Я… я никогда бы не взялся за подобное задание, от него смердело за милю. Здесь… дело во мне. Если я не предприму ничего в ответ, то, видя карету какого-нибудь благородного, проезжающую по улице, всегда буду опускать взгляд. Понимаешь? Стану бояться посмотреть в глаза любому расфуфыренному негодяю в атласе. Потому что я допустил, чтобы убийство товарища сошло с рук. Понимаешь? Если раз позволишь себе склонить выю, уже никогда ее не выпрямишь.
Белые штаны дворянина быстро темнели. Полпальца – и вор рассек бы ему артерию – и все бы завершилось. Рана должна была болеть.
И тогда мышастый конек превратился в выброшенный из катапульты снаряд. Казалось, некая сила подхватила его под уздцы и потянула вперед. Короткие ножки превратились в размазанное пятно, тело словно удлинилось, но это была только иллюзия, поскольку конь всего лишь распластался над землею, вытягивая как можно дальше шею. Блеснул желтыми зубами и вызывающе заржал.