— Остап, он там вообще живой? — послышался встревоженный голос Андрея.
Женщина вышла самостоятельно. Держалась особняком, всячески стараясь хоть как-то удержать на себе лохмотья, в которые превратилась ее одежда. На лице отрешенное выражение. Нет, с расстояния в сотню метров Петр не особо рассмотрел бы ее эмоции, но едва он убедился в том, что преступники разоружились, как тут же направился к избушке.
— Ладно. Прости, Дмитрий. Погорячился. Но только не насчет шор на твоих глазах.
Перрон встретил Петра морозной свежестью, десятком конвоиров и парой десятков разномастных пассажиров, в нетерпении ожидавших начала посадки в вагон. Петр отметил для себя, что большинство тех, кто готовился к посадке, — крестьяне и рабочие. И впрямь железная дорога привносила в эти края оживление.
— А ты не видишь? — пристегнув на груди кобуру с маузером и берясь за лыжи, вопросом на вопрос ответил Петр.
— Хм. Как у вас говорят, толково. Возражений не имею.