Вот опять, не подумал, можно же по всему периметру камер дополнительных навтыкать, да еще и на салон пару навести, чтобы не давить в себе желание заглянуть туда, проверить, а не крадется ли ко мне, какая дикая подлая кошка со спины с ножом в руке.
– Это потому, что я хороший, а животных – не обманешь, – улыбнулся в тридцать три зуба.
Время лечит, так утверждают некоторые. Пять чертовых лет, а раны не закрываются, кровоточат. У меня не осталось ни одной фотографии Томы. Я забываю цвет ее глаз, а черты лица постепенно размываются, растворяются. Единственная память, это ее рисунок простым карандашом, выполненный Художником по моим словам. Светлая им память.
И тут рывком кто-то меня перевернул лицом вверх, затем что-то укололо в шею. Секунда, а потом ноздри обожгло едким и густым нашатырным духом. Мир резко и разом вновь обрел краски, расцвел всеми оттенками вечера. И чувствительность вернулась, как выключателем щелкнули. Только привкус во рту железа остался.
— Эники-беники, ели вареники…, – стал считать «старичков» наш звеньевой, – Назвался, Груздем, полезай в кузов!
Самых крупных и матерых под нож, а потом их можно, например, взорвать, чтобы клочки по закоулочкам разлетелись. Нет тела, нет дела. Надо-то башку только оторвать. Затем появлялся отряд из форпоста, чистили остатки, картина обычная. Ментатов прошли, добычи не так много, так не все коту масленица. Дроны тоже не разбирали особо.