Не много. И каждый оставляет свой отпечаток силы, вот только истинное пламя, пусть и запертое в стекле, искажает след. Будь колба пустой, Брокк сказал бы, чьи руки создали ловушку.
Резкие черты, словно наспех вырезанные. И нос кривоватый, свернутый набок. На левой щеке шрам, который тянется от нижнего века до самых губ, полукруглый, он ничуть не портит Войтеха. Подбородок широкий, с ямочкой. А над верхней губой пробивается нитка светлых усиков.
– Доброго дня, деточка. – Старуха сидела в плетеном кресле на гнутых полозьях. Без обычной своей шубы она казалась крохотной и невероятно хрупкой. Кожа ее гляделась прозрачной, а глаза и вовсе были белыми, полуслепыми. В тонких пальцах старуха держала рамку с натянутой тканью.
Он полз, раздираемый противоречивыми чувствами. Разум требовал спрятаться или хотя бы перекинуться, а любопытство – задержаться.
И теперь что ей остается? Терпеть. Пить горький чай. Улыбаться.
…и Лэрдис не беспокоили слухи. Ей нравилось дразнить общество, появляясь порознь, но вместе, жестами, взглядами, очаровательной двусмысленностью фраз выдавая их общую тайну.