И собственная тень, коснувшаяся ткани, придавшая ей некрасивый серый цвет.
Да, не виселица… Малыша и вправду пощадили, наградив десятью годами тюремной баржи. Вернулся, правда, через шесть. Постаревший до срока, скособоченный, со спиной, исполосованной шрамами, со стертыми запястьями, на которых оставался след кандалов. Беззубый и страшный, он вызывал не ненависть, но жалость.
И уговаривать себя, что завтра станет легче.
– Ну уж нет. – Его голос рвет тишину. И шаги на плитах рождают недолгое эхо.
– Это да. – Грай замолчала. Впрочем, молчание ее не затянулось надолго. – Но все равно, замужним можно больше, чем незамужним. Если муж мне не понравится, я любовника заведу. Уж любовника-то я имею право выбрать?
Вечный влажный сумрак и разъеденные щелочными растворами руки.