– И мы были бы рады, – пророкотала тетушка, которая очнулась ото сна, – принимать вас, если, конечно, ваши дела позволят…
– Что ж, я могу сказать, что признаки отравления-с имеются. Обратите внимание на синюшность ногтей… и характерный цвет кожи…
– Спасибо, – отказываться Кейрен не стал и, протянув руки к углям, блаженно зажмурился. – А на снегу… мои братья могут.
Жаль, в темноте лица не видать. Она дотягивается, трогает широкий его подбородок, пересчитывает родинки, которых на левой щеке три, а на правой – четыре. Бархатистые какие. И Кейрен по-собачьи тычется холодным мокрым носом в ладонь.
Таннис фыркнула. Ей, конечно, далеко до дамочек из журнала, но и нельзя сказать, чтобы от Таннис мужики шарахались, скорее уж наоборот. Ее несказанно бесили пошлые шуточки, свист вслед или, от особо наглых, шлепки по заднице, которые сопровождались диким гоготом. Иные норовили пощупать не только задницу… пытались как-то и в уголке зажать, но Господь Таннис силой не обидел, да и Войтехова наука за годы не пропала. Некоторые, не мудрствуя особо, деньги совали. Этих Таннис посылала куда подальше вместе с деньгами.
– Ничего, малявка. – Войтех натужно улыбается и, сняв кепку Таннис, ерошит ей волосы. – Все замечательно.