Некоторые переулки действительно размечали по «копью, положенному поперек седла». Вот только на них уже образовалось движение в обе стороны. Впрочем, встречные верховые дворяне письками с нами не мерились и добровольно прижимались к стенам, пропуская. Нюх у них, что ли, на титулы? Я же без короны катаюсь. Мне раньше казалось, что средневековый народ, бла-а-ародный, агрессивней был. С амбициями, типа «ндраву моему не перечь», машину мою не подрезай…
Ранним утром арбалетчики подстрелили пятнистую косулю, неосторожно выскочившую прямо на наш бивуак, и все утро прошло в пожирании свежего жаркого, которое жрали недожаренным, с кровью и сукровицей, капая с рук прозрачным соком и урча от удовольствия, — совсем как дикие англяне. Да и что там той косули на два десятка голодных организмов в полном расцвете сил?
Фуа (фр. foi, от лат. fides — вера, верность) — в средневековой Европе: клятва верности вассала сеньору при заключении вассального договора.
С ним в комнату вошла моя ночная златовласая пассия, осчастливленная шестью золотыми, уже успевшая переодеться добропорядочной горожанкой, со свертком в руках. За ней вошел худой жилистый бюргер, но наверняка не обделенный физической силой, так как в левой руке он нес тяжелый даже на вид окованный медью деревянный сундучок с ручкой на крышке, как у чемодана. А его правую руку оттягивал примитивный баул, в котором находилось что-то квадратное, судя по распирающим кожу углам. На человеке была потертая, но когда-то приличная одежда. На ногах вязаные полосатые носки и деревянные сабо, на голове вязаный полосатый колпак.
Особо порадовался я за себя, ощутив во рту вместо привычного пластмассового «социального» протеза здоровые молодые зубы, способные гвоздь перекусить. Как оно, оказывается, насладительно по ощущениям — рвать зубами твердое мясо, а не рассасывать его.
— Бог-то он Бог, но сам будь неплох, — перевел я ему русскую пословицу.