Кажется, я не успела подумать вообще ни о чем. Только переглянулась с Максом. Глаза у него были бешеные.
Понимаю, чего ж не понять. На меня в четыре года тоже произвел сильное впечатление вид из иллюминатора.
– Он не отказывется, он просто выше этого. Говорит, это все мирское, о душе надо думать. Целую проповедь мне закатил. Попробуй ты. У меня сложилось мнение, что он тебя уважает куда больше, чем всех остальных, кто работал по банде Бейкеров. Насколько Князев вообще, конечно, способен уважать тех, кто погружен в мирское. Похоже, у него защитная реакция такая, он теперь прячется в свою веру, чтобы его опять не соблазнили, как в прошлый раз.
– Моника, ты ведь сидишь на бревне. А можно рабу сесть на землю ниже тебя? Ты всегда можешь сказать, что он сидит по обычаю рабов своей родины. У нас в древние времена рабам так можно было. Но обязательно ниже хозяев.
Она ощупала меня, как курицу. И не сразу обратила внимание на коммуникатор. А когда посмотрела, было поздно.
В холле было людно, но жутковато тихо. Здесь ждали четверо в камуфляже, с винтовками, и еще человек десять таких же, какие сопровождали Фомичева. Стараясь никого не разглядывать, Фомичев делал лишь то, что ему показывали жестами.