Если она говорит правду, то стоит ли и дальше цепляться за беспомощное человеческое обличье?
– Надо просто избавиться от лишнего. – Она падает на подушки и лежит, глядя в потолок. Губы ее шевелятся, она улыбается собственным мыслям.
Я ждала Гирко с его копьем и бестолковой местью, а на арене появился Олли. Мой брат ступил на песок, огляделся и презрительно сплюнул под ноги. Он был бос и без рубашки. Кожаные штаны пестрели пятнами, а на груди Олли виднелась пара свежих ран. Левая рука была перевязана, но сквозь полотно проступили уже бурые пятна. В правой руке он держал копье, то самое, что должно было убить меня.
Но не за себя. Она ведь не остановится. Она заберет мою жизнь, а затем – жизнь Янгара. И Олли не пощадит. И никого, кто остался еще в Оленьем городе, человек ли, зверь… Она выпьет землю, и небо навеки станет серым, цвета ее крыльев. И чем старше она будет, тем более сильный голод станет терзать ее.
Собаки – не люди, но я не хочу убивать их.
Голоса дурманят так же, как и дым, что поднимается над жаровней. И толстая женщина, мать двенадцати сыновей – другим не позволено ходить по грани, – подбрасывает на угли куски ароматной смолы. Та плавится, растекаясь по пеплу желтоватыми солнечными лужицами.