И значит, правда… нет больше у Янгара дома.
– Я помню ее. – Олли взглянул на врага сквозь тень ресниц. – Она была красивой женщиной. Ее кожа была цвета сливок. И лицо округло. А глаза – зелены. И волосы что лисий хвост. Мать ее невзлюбила.
– Клятва? Это лишь слова. А слова ничего не стоят. – Пиркко не желала отступать. Ее близость будоражила. И Янгара раздирали противоречивые желания: сбросить руку, которая нежно гладила его грудь, и подчиниться ей. – Подумай, забыть о словах несложно. И что будет тогда, Янгхаар Каапо, который мог бы стать моим мужем… и еще может…
Ему было странно слышать такое, и услышанному он не поверил. Долго еще не верил, но и не уходил, даже когда смог бы уйти. А ведь думал, подгадывал, примерялся. И однажды ночью подобрался к Кейсо с ножом в руке. Сел рядом и сидел до рассвета, глядя то на нож, то на Кейсо.
Он же набивал трубку табаком; отец действовал осторожно, бережно, но пальцы его были слишком неуклюжи, и табачный лист крошился. От него исходил терпкий особый запах – табак отцу привозили редкого сорта, крепкий, с синим дымом, что подолгу не выветривался из покоев.
Она дышала, быстро и часто, хватая воздух губами. И в уголках их пузырилась кровь. Она же, красная, человеческая, хлынула из носа, из ушей, отсчитывая отведенные Аану мгновения жизни.