Рассказывал истории, которые, казалось, на ходу придумывал. И сам над ними смеялся вполголоса. Он расковыривал замок и воровал на кухне хлеб, каждый раз давая клятву, что это – последний его набег.
– Это и вправду ты, – сказала она, взмахом руки отогнав охрану.
Пиркко ждет этого, приплясывая от нетерпения.
– Вся золотая дюжина тебя ненавидит. – Каам протянул было руку к темно-синему, расшитому тележными колесами и вьюнком, но в последний миг передумал. – А ты открыл им двери собственного дома.
На плети остатки крови. Ударил? Не сумел удержать себя?
Она слишком поверила в собственную силу и мое бессилие.