После ухода отца я легла. Подстилку не меняли несколько дней кряду, солома пропиталась влагой, подгнила, вонь исходила и из ведра, поставленного в углу клетки. Казалось, что и моя шерсть источала смрад. Наверное, я и вправду выглядела чудовищем, если появившаяся у клетки Пиркко, моя прекрасная сестрица Пиркко, брезгливо скривилась.
Пускай. Тогда нас, проклятых, будет двое.
– На вот, – он сунул пергамент Янгару, – напиши свое слово, так оно верней будет. А то ведь человечишко важный, еще не захочет разговоры говорить.
Белый песок, нагретый солнцем. Странно, что я чувствую тепло и, пытаясь его сохранить, зачерпываю горсть песка, а он, текучий, проскальзывает сквозь пальцы.
– И явиться во дворец, чтобы лично примириться с Ерхо Ину.
Кейсо похудел, белая кожа его обвисла, а губы, лишенные обычной краски, казались неестественно бледными, выцветшими.