— Копаюсь, — покаялся я. — А вы пришли, чтобы предложить мне что-нибудь не оскверненное пенициллином?
— В стене, — угрюмо сообщил Тыындук. — Он — в стене, так уж вышло. Поэтому я и рискнул навлечь на себя гнев госпожи Ули, рассказал тебе все начистоту. Если уж ты умеешь уговаривать… Может, ты как-нибудь уговоришь его выйти? А то госпожа Ули велела мне разобрать все стены в надежде, что ее брат найдется. Но она и сама не слишком верит, будто у нас что-то получится. Он ведь стал бестелесным, как лесной дух, и теперь может просто спрятаться в одном из камней, это и мне понятно!
— И что же ты там вычитал? — почему-то неодобрительно спросил Джуффин.
— «Совы»? Кажется, я где-то слышал это название, — неуверенно сказал Шурф.
По моим щекам текли слезы, они обжигали кожу, а потом застывали, замерзая на ледяном ветру, и я знал, что вместе с соленой влагой из меня утекает жизнь. Тихая песенка, которую принес ветер, стала моим «самурайским мечом» — единственным и неповторимым оружием, которое мне действительно подходило, поскольку оно не требовало ни мужества, ни твердости. Не нужно было делать последний и решающий героический жест — достаточно слушать и плакать, и ждать, просто ждать…
Удовлетворительного ответа на сей вопрос у меня не было. Просто… Да вот, все пошло наперекосяк, и я никак не мог сообразить, какой край реальности следует выравнивать в первую очередь!