Карета ползла и ползла, покачиваясь на ухабах, и вот в воздухе запахло морем, а впереди послышался едва различимый шелест волн; возница на козлах поежился, но внутри кареты, наглухо закрытой и зашторенной, не слышалось ни звука и не угадывалось ни движения.
— Играй. Как ты играла? Так? — он постучал пальцем по ближайшей хрустальной скляночке.
— А я смогу понять? Ну, прочитать, разобраться?
Он ничего не сможет ей объяснить. Он поступает правильно; пусть тошно сейчас — зато потом будет все хорошо. Юта будет счастлива.
Тогда она отвела с лица волосы и улыбнулась. Такой улыбки у нее Арман еще не видел — она сделала Ютино лицо не просто привлекательным — милым.
За два с лишним столетия своей жизни Арман тоже не видел ничего подобного. Скалы были его родиной, случалось охотиться и в горах, и, может быть, для ящериц, греющихся там на солнце, те горы были таким же потрясением… Теперь сам Арман ощутил себя ящерицей — маленьким, зачем-о крылатым зверьком.