— Ты человеческий язык понимаешь? Там ска-лы! Жители отделаются перепугом.
Некоторое время после истории с четками Арман не отходил от Юты ни на шаг.
— И я решила, что когда ты вернешься… Если ты вернешься, то я обязательно тебе скажу…
— «Черный бархат ночей — изголовье мое, — сказал Арман. — Цепь далеких огней — ожерелье мое… Будет временем пожрано имя мое».
Дракон распластался, раскинув крылья. Замерев, стал соскальзывать по наклонной линии, и Юта снова увидела впереди землю, на этот раз — коричневую, каменистую, кое-где поросшую бурыми кустами. Среди камней и кустов панически метались белые спины диких коз.
Главная улица еще за неделю до праздника была выстлана плетеными ковриками из золотой соломы; жители окрестных домов поставили на парадные подоконники цветы в горшках — все, какие только сумели раздобыть, и улица походила теперь на лавку зеленщика. На высоко натянутых веревках развешены были флаги — контестарский с коричневым богомолом и Верхней Конты с кошачьей мордой. Кое-где, правда, между флагами колыхались на ветру простыни и рубашки — ведь обычно веревки служили для просушки белья…