Но журналиста внезапно перестала интересовать косынка. Он замер, остановившимся взглядом уставившись в распахнутый ворот куртки девочки.
Руслан мысленно проклял себя за забывчивость: в дореволюционной России все было просто пропитано православием.
Аня поплелась в кабинку для переодевания с таким видом, словно ей предлагают надеть робу из мешковины.
Что у нас там в афише написано? Так-так-так…
«Интересно, как соотносятся здешние цены и цены нашего времени? – думал Руслан. – Если так грубо прикинуть… То здесь цены примерно в тысячу раз ниже. Булка стоит три копейки, у нас за такую взяли бы рублей тридцать… Ну да, где-то в тысячу раз. Эти мои семьдесят рублей – как наши семьдесят тысяч. Неплохо. На первое время хватить должно…»
Поразмыслив, Лазаревич пришел к мысли не пытаться остановить бурный поток, именуемый его женой, увлеченной некой идеей, а повернуть его туда, где он принесет как можно меньше разрушений и человеческих жертв.