— Я всю ночь!.. — начал было снова кричать Колька, но тут на столе зазвонил телефон, и под строгим взглядом опера Бурыба замолчал.
Улыбка Сани потухла… Но только на мгновение. Хохотнув, он прищелкнул пальцами и рывком перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку. Чтобы неудержимо рвущимся из нутра хохотком не привлечь ничьего желания.
Это высказывание прозвучало так неожиданно, что Мансур, неторопливо шагавший по «взлетке» все ближе и ближе к Олегу, остановился. Склонив голову, внимательно посмотрел на того, кто стоял перед ним — невысокого темноволосого парня, ничем примечательным не выделявшегося. И не нашелся, что сказать.
— И мелодию капель мне играет вслед… — бездумно дошептал он. Затем зажмурился и покрутил головой.
— Отмудохагь обоих, — рассуждал он. — Вроде как у них размолвка вышла… на почве ревности. А потом одному кишки выпустить, а второго в петлю. Типа того: порешил милого, испугался и сам себя кончил… А?
А когда, в перерывах между сериалами, Сомик попадал на сюжеты теленовостей, в которых репортеры профессионально трагическими голосами рассказывали об очередном случае подросткового самоубийства, он отстраненно и без напряжения прикидывал: это ж каким надо быть ненормальным истериком, чтобы избрать такой способ решения проблем? Ведь прекратить себя — это всяко хуже, чем какие-то там насмешки в классе или какая-нибудь там неразделенная любовь. Тем более что от любой неприятности всегда можно где-нибудь укрыться и переждать, пока все не разрешится само собой. Когда-то Женя был в этом уверен…