«А ведь я поверил, — тут же мелькнуло в голове Глазова, — действительно поверил… Как только услышал, так сразу и поверил. Я ведь даже не удосужился лично сходить туда и все осмотреть…»
Женю Сомика били первый раз в жизни. И самым страшным показалась ему не боль от ударов, а собственная тошнотворная беззащитность перед чужой злой волей. Корчась на полу, он не смел не то что подняться, даже открыть зажмуренные глаза, с ужасом ожидая продолжения избиения.
Алексея Максимовича снова кольнуло это «здесь», которое Олег на этот раз явно подчеркнул интонацией.
— А можно и не подкапывать, — абсолютно бесцветным голосом проговорил Олег.
Сначала просто защемило сердце. Алексей Максимович поморщился, поглубже вдохнул, задержал дыхание. Это помогло: тревожная игольчатая боль утихла. Но еще через минуту внутреннее «я» майора Глазова словно перевернулось. Последние годы жизни вдруг стали далеким прошлым, а то, что волновало и жгло его когда-то в юности, давно забытое и воспринимавшееся уже как ненастоящее, вновь ожило.
— Таким образом, — продолжил, не сбившись, майор, — лично у меня создается впечатление, что служба в вооруженных силах для вас является не только средством уйти от уголовной ответственности, но и хорошим горчичником… в целях коррекции дальнейшего поведения.