Вот лежит громадной колодой на своей койке безучастный ко всему Мансур. После той памятной ночи, когда была разборка с «бандой» земляков, он какой-то сам не свой. Молчит, угрюмо молчит, вообще ни с кем не разговаривает. О чем-то думает. Точно зреет в его косматой башке что-то… Сейчас Мансур вперил тяжелый взгляд в остановившегося посреди «взлетки» Гуманоида. Не отрывается, смотрит…
Происходящее здорово напоминало магический обряд: рядовой Мазур исполнял что-то вроде ритуального танца со священным оружием, позволяя Сане Гусю, напрягая легкие, заклинать духов, чьи призрачно-бледные физиономии плавали вокруг в душном сумраке, а тройка дедов присматривала за спинами главного заклинателя и его телохранителя…
— А вы разве не понимаете, почему? — спросил он.
— Все путем, — не оглядываясь на него, сказал Ефим. — Клиент понервничал-понервничал, но информацию выдал.
Спустя немногим менее получаса они въехали на территорию детдома. В директорском кабинете их уже ждали Мария Семеновна, занимающая теперь должность нянечки, и Никита Ломов, после закрытия его дела и освобождения из следственного изолятора восстановленный в звании, но переведенный в УВД другого района.
Трегрей, не меняя положения тела, поймал дужку, пустил ее по полу себе за спину. Мансур летел на него, выставив вперед набухшие мускулами ручищи. Голову он все так же держал по-бычьи склоненной — можно было подумать, что он действует вслепую.