Павлов посмеивался. На его лице появились тени от пробившейся щетины.
– Мой маленький верный хоббит. Пришел мой верный хоббит и принес в клювике планету. Раньше носил лопаты, теперь планеты. Я скучал без тебя. Где тебя носило?!
Василиса постояла, а потом задом-задом сдала до двери и уползла в коридор. Я прикрыла за ней дверь. Выровняла дыхание. А потом разделась догола, раскрыла койку и забралась под одеяло.
Адино послание могло предназначаться и Августу. Она работала с ним и знает его привычки. Я проработала у него полгода, и только после этого он стал доверять моим рапортам. А до того требовал оригиналы записей и документов. Если я покажу эту запись Августу, он попадет в глупое положение. Тем более глупое, что я нутром чувствовала: есть, есть правда в ее яде. Странно он ко мне относился. При всей своей чудаковатости – странно. И очень похоже, что Ада сказала правду. Почти, с натяжкой, но это не голая выдумка.
– Молодые вайи древовидных папоротников вполне съедобны, – заметил Август.
Энрике уплетал кашу. Съел половину, отставил. Василиса тихонько обошла его сзади, передними зубами аккуратно ухватила контейнер и с вороватым видом устремилась в заросли. Вернули окриком. Она принесла кашу обратно, мол, я ничего, я просто хотела припрятать, чтобы не испортилось, птицы не растащили, да мало ли…