– Нигде, – жестко сказал Добрыня и дернул себя за ус. – Князь-Борислава выкупить нам неможно. Да и незачем. Он изгой, отрезанный ломоть. Сам ушел, по своей воле.
Только теперь стал ясен замысел греков. Они собирались не отогнать врагов, а уничтожить их. Всех до одного.
Улыбнулся и Ингварь. В самом деле – когда-то Борис звал его этим смешным прозвищем: Клюква.
В Гимназионе было не принято приветствовать даже знакомых, тем паче – здороваться с незнакомыми, поэтому Дамианос просто украдкой подмигнул веснушчатому. Тот шмыгнул носом.
Сам князь – огромный, широкий, в расшитой по вороту рубахе – неподвижно стоял у носа один и глядел вперед. Воины смотрели на могучую, несокрушимую, как каменный валун, спину, и их страх перед морем постепенно отступал.
Голова у Дамианоса кружилась, совсем ничего не соображала. «Ты похож на этого идола не больше, чем она – на Белую Деву. Девчонка почти ребенок, она напридумывала себе – это ладно. Но ты-то, ты?» – шепнул рассудок.