Обессилевшие люди что было мочи навалились на весла – и селезень убыстрил ход. Мало, совсем мало времени оставалось до желанной тьмы. Над горизонтом уже погасло красноватое свечение, и вражеский корабль посерел, обернулся зыбким призраком.
– Храни тебя Перун, а своему грецкому Кресту сам молись, – сказал на прощанье князь и пошел от воды прочь, приземистый, почти квадратный. Песок скрипел и охал под его чугунными шагами.
– Нет. Плыви мимо, – качнул головой Дамианос. – Высадимся выше. Ночью сами перетащим.
Никто его не поддержал, ни один человек. А Путятич как стоял молча, так рта и не раскрыл, хотя Ингварь повторил всегдашние его слова.
– Эй, Демьян! – позвал по-гречески с крыльца надтреснутый старческий голос. – Поди, князь зовет.
Меняются племена, меняются варвары, а трудности всё время одни и те же…