На счете «десять» из трюма полезли калгаты-грузчики.
Князь говорил жалостно, смятенно, со слезами. Боярин – рассудительно, веско. Изречет немногое – спросит: «Так иль нет?» Мавсима кивает: так. Ингварь, слушая старого советчика, и сам понимал, что прав Добрыня, во всем прав. Выкуп неслыханный. Бориславу никто ничем не обязан. Ради изгоя разорять княжество – преступно. И не сам ли Мавсима учил, что первый долг государя – перед подданными, а не перед родней? Прочие доводы Путятича были не менее убедительны, и священник всякий раз молчаливо соглашался.
– Ну, отче, какую ты мне назначишь епитимью за убиение язычника?
– Но нас на двенадцати кораблях четыреста человек! И половина – воины!
За сведения пришлось заплатить дорогую цену. Теперь в распоряжении аминтеса оставался всего один автоматон.
Варвар, бывший на голову выше щуплого аминтеса, изумленно разглядывал свою лапищу.