Благодарить за спасение, конечно, не стал – князю не к лицу.
Ведь поговорил он тогда, храбрости набравшись, с Михаилом Олеговичем. Стерпел обидное изумление, ни словом не укорил радомирского князя за сердитый отказ. Сел на коня, да уехал, лишь во дворе поглядел на некое окошко, и махнул оттуда белый платок, и было в том махе обещание, которое согрело отвергнутому жениху душу.
– Три с половиной года не говорил на родном языке. Привык изъясняться короткими фразами. В речи тавроскифов нет сложных предложений… – Спасенный обеспокоенно спросил: – Скажи, ни одна из лодок не ушла? Все, кто осмеливается идти войной на имперские владения, должны исчезать бесследно. Это страшнее любого поражения.
Больно дернула – раз, другой, третий: нашла седые волоски.
Не готовый к такому разговору, грек почернел. А подвыпившего князя несло дальше.
– Хэ, – удивился гость. – Баба горбатая, а на лицо хороша. Жалко, что горбатая.