— А почему вы не заявили о жестоком изнасиловании в полицию, раз у вас имеется такое… убедительное доказательство?
Микаэль Блумквист прочел материал Даниэля Улофссона и изучил паспортную фотографию Идриса Хиди. Потом зашел через Интернет в Архив СМИ, выбрал оттуда несколько статей, на которых базировался Улофссон, внимательно прочел их и надолго задумался. Даже закурил сигарету — с уходом Эрики Бергер запрет на курение в помещении редакции быстро дал трещину, а Хенри Кортес даже открыто оставлял у себя на столе пепельницу.
— Протестую. Я назвал его идиотом, безграмотным идиотом и тупицей. Ни один из этих эпитетов не является в данном контексте оскорблением.
— Нет, Ян, обещать я не могу. Во всей этой истории есть что-то подозрительное.
Я собираюсь поспать. Справишься дальше сама?
Через десять минут уборщик добрался до места Адамссона в самом конце коридора. Они кивнули друг другу. Адамссон встал, позволив уборщику обработать пол вокруг стула перед дверью палаты Лисбет Саландер. Никлас видел уборщика почти каждый день, когда приходила его очередь сидеть на этом посту, но никак не мог запомнить его имя — какое-то типичное для арабов и им подобных. Вместе с тем особой необходимости проверять у него удостоверение Адамссон не ощущал. С одной стороны, в комнату заключенной черномазый не входит — там по утрам наводит порядок одна из уборщиц; а с другой — хромой уборщик едва ли мог представлять сколько-нибудь серьезную угрозу.