— Мне теперь с вами что, драться предстоит? Или в шашки играть?
Мамины глаза были закрыты, она пребывала в морфиновом царстве покоя: то, что казалось ей очередным приступом серповидно-клеточной анемии, еще одним вошедшим в привычку приступом боли, который следует переждать, оказалось на поверку лимфомой. И когда врачи это выяснили, было уже слишком поздно. Кожа у нее приобрела лимонно-серый оттенок. Ей было чуть за тридцать, но выглядела она значительно старше.
Молодой человек рубанул рукой по коробкам, и несколько штук отлетело к дальней стенке стеллажа.
Он нагнулся к подножию каменного монумента, загасил сигарку и оставил ее там, словно приношение.
— Что? — спросил он. Или, скорее, попытался спросить. — Где я?
— Вы шутите? — удивилась она. — Мы ничего такого не делаем. — Она сделала глубокий вдох. Тени показалось, что она считает про себя до десяти. — Принести еще кому-нибудь кофе? Еще моккачино, мэм? — Она снова улыбалась почти такой же улыбкой, с какой подошла к ним в самом начале.