Тень и Шакель спустили нагруженную каталку по узкому лестничному пролету. Старик шел следом, не переставая гундеть, в основном о деньгах, о человеческой жадности и неблагодарности. На ногах у него были тапочки. Когда они спускались и выносили на улицу каталку, Тень держал ее за более тяжелый передний край, а потом покатил по обледенелому тротуару к катафалку. Шакель открыл заднюю дверцу. Тень остановился в нерешительности, и Шакель сказал: «Просто толкай ее. Она сама сложится по ходу». Тень толкнул каталку: ножки подогнулись, колеса завертелись, и каталка въехала в катафалк. Шакель показал Тени, как надежно ее закрепить, и пока Тень закрывал катафалк, Шакель выслушивал старика, который был женат на Лайле Гудчайлд, старика, который, не обращая внимания на холод, стоял в тапочках и халате зимой посреди тротуара и жаловался на то, какие его дети стервятники, самые натуральные стервятники, что они только и ждут, чтобы наброситься на добро, которое они с Лайлой, бедные-несчастные, копили долгие годы, и что им с Лайлой пришлось бежать, сначала в Сент-Луис, потом в Мемфис, потом в Майами, и только в Каире они наконец перевели дух, и какое это для него облегчение, что Лайла умерла не в доме престарелых, и как он боится, что это ждет его самого.