— Помнишь моего племянника, Гарри Сойку, который поэт, который сменял свой «Бьюик» на твой «Виннебаго»? Помнишь?
— Тень, — сказала она. — Мы так за тебя переживали! Ты куда-то запропастился. Так здорово снова тебя увидеть — хоть ты и в наручниках и в этом оранжевом от кутюр.
— Так куда тебя все-таки отвезти? — спросил он, когда они наконец уселись в машину.
— Зрителям вредно шастать за кулисами. Поэтому тебя и тошнит. Нужно поскорее выбираться отсюда.
— Ну, вот и все, — сказал он, зажав ее между большим и указательным пальцами и показав старику. — Тут и сказке конец. И — щелкнул по монете ногтем большого пальца, закрутив ее и подбросив в воздух. Она завертелась золотым шариком в самой верхней точке дуги, переливаясь и поблескивая в ярком солнечном свете, и зависла в ясном летнем небе, так, словно и вовсе не собиралась опускаться вниз. А может, и впрямь она никуда никогда не опустится. Тень ждать не стал. Он развернулся и пошел прочь, не останавливаясь и не оборачиваясь.
Интересно, подумал он, а почему ты ее совсем не боишься? Только что сон про музей напугал тебя до смерти, а вот ходячий труп — ничуть не беспокоит.