— Кржемилек! — ляпнул он, не зная ни одного венгерского имени.
— И что? — с намеком спросил отчим, все еще не теряя надежды.
— Подожди, как… Ты отпускаешь меня? — растерялась потрясенная Диана.
Двадцать минут дороги до Шереметьево он предавался мечтаниям.
— Ты говоришь — Евангелие живое. Что это значит? Ты живешь, как там предписано?
Паренек устало курил и даже не обращал внимания на троих мужчин, с пыхтением толкавших под гусеницу его машины обломок бетонного бордюра.