Она повернула меня на спину и протерла руки и ноги мокрым полотенцем, словно я была прикована к постели. Ее веки покраснели – опять выдергивала себе ресницы. На щеках играл девичий румянец. Она взяла косметичку и стала перебирать тюбики и коробочки с таблетками, пока не нашла на дне маленький сероватый сверток из кусочка салфетки. Развернув его, достала ярко-голубую таблетку.
Я сполоснулась прохладной водой, не включая свет, поставив на бортик низкой ванны очередной стакан водки, потом оделась и вышла в коридор. В доме было тихо, насколько позволяла его вековая конструкция. На кухне жужжал вентилятор. Я постояла у двери и, убедившись, что там никого нет, проскользнула внутрь, схватила ярко-зеленое яблоко и, впившись в него зубами, вышла из дома. На небе ни облачка.
– Камилла, пожалуйста, останься, – сказал Алан тонким голоском, вытирая уголки рта, – расскажи о Городе ветров. Удели нам минутку.
– Хм… В следующую субботу к нам с Аланом придут гости. Мы их пригласили еще до того, как узнали, что ты приедешь. Впрочем, мы об этом и не знали, пока ты не приехала.
– А что, если наоборот? – прошептала Эмма. – Что, если делаешь больно, потому что тебе это приятно? Чувствуешь какой-то зуд – как будто внутри тебя кто-то нажал кнопку, которая не выключится до тех пор, пока ты не сделаешь больно? Что это значит?
– Я слышала, что ты здесь. Надеялась, что позвонишь, – нахмурила она тонко выщипанные брови, потом пропустила меня к трем своим приятельницам, и те по очереди меня приобняли.