Оляна сидела на лавке. Одной рукой она держала Ивана Ивановича (тот, упираясь босыми ножками в живот матери и цепляясь за ее одежду, пытался взобраться повыше), второй прижимала к себе туго запеленатый сверток. Брови Оляны были насуплены. «Попробуй, отними!» – говорил ее взгляд.
Сходив к ларцу, он принес первую часть свитка, расстелил ее на столе, прижав кинжалом, затем придвинул тот, что принес князь. Края пергаментов совпали по разрезу. Ираклий раскатал свиток руса до стержня и внимательно осмотрел место крепления. Оно было давним. Свежих следов клея, неизбежных, если бы кто-то вырезал из свитка кусок, не наблюдалось. Князь вел себя честно.
– Что стоите? – спросил, закончив. – Скачите! И только попробуйте что не так! – Он показал кулак и вдруг улыбнулся: – Ай, вломим, сынки! Любо!
– Взял, так взял! – сказал я испуганному Горыне. – Хочешь милости, так делай, как срядились!
«А как же полон?» – подумал Кончак, но отбросил эту мысль. О полоне лучше забыть. Пленники передвигаются пешком, они свяжут кочевников по рукам и ногам, а змеи, вернее, люди, ими управляющие, своего не упустят.
– Знаю! – ответила густым басом. – Олята, княжий сотник. На смоках летает.