Млава осторожно положила финик в рот, прожевала и выплюнула косточку.
– Ты вчера сказал: люди будут смеяться. Вот я и подумала… Рожа на глазу – это не стыдно, у многих случается.
– Пришли мне, коли не жаль – пусть глянет! Бок болит! И не только бок… – Великий вздохнул.
«Даже те, кто хотел убить?» – хотел спросить Алексий, но удержался.
Всеволод вздохнул и развел руками. Братья вскочили на коней (даже у грузного Игоря это вышло легко) и ускакали. Иван, понаблюдав, как ладят столы к пиру, отправился в баню. Она успела протопиться. Стащив пропотевшую рубаху и тяжелую кольчугу (не стоило надевать, так кто ж знал?), князь сбросил порты и вступил в жаркий полумрак. Плеснув на горячие камни, посидел, привыкая к жару, после чего распарил веник и с наслаждением исхлестал себя от шеи до пяток. Обдавшись из бадейки, Иван лег на лавку и погрузился в воспоминания.
Тон его вопроса словно кричал: «Уймись!», но Олята не расслышал.