— Поскорей бы, — проворчала я, ни капли не испугавшись столь смехотворной угрозы.
— Заметь, поселить тебя именно в этой спальне было не моим решением. — Себастьян моментально придал себе вид оскорбленной невинности. — Все претензии к Артемии. Если, конечно, не испугаешься ее в очередной раз обидеть. Она ведь хотела как лучше, а ты… — И его голос весьма правдоподобно дрогнул. Правда, я была почти уверена, что это произошло от сдерживаемого с трудом смеха, а не от обиды.
Я сидела в сиреневой спальне и машинально тасовала колоду, не представляя, какой вопрос задать картам. В голове не было ни единой мысли. Этот день оказался слишком тяжелым, чтобы я сохранила способность о чем-либо здраво размышлять. Наверное, это было и к лучшему. По крайней мере, я не плакала, хотя предательство отца ударило меня по самому сердцу. Как он мог так со мной поступить? Неужели я для него — всего лишь разменная монета в борьбе за положение в обществе?
Достаточно скоро от холода я перестала чувствовать пальцы на ногах. Меня так сильно трясло, что я выбивала звонкую дробь зубами. Но не только купание в ледяной воде стало причиной моей дрожи. Я чувствовала, как нас по пятам преследует что-то жуткое, алчущее нашей гибели. Да, права Ларашья, надо убегать. На ее месте, пожалуй, я бы забыла про благородство и бросила балласт в моем лице. У меня было такое чувство, что сама странница в белом вышла этой ночью на охоту за нами.
Правда, к концу дня я проклинала эту самую свободу самыми последними словами. От усталости я еле таскала ноги и не могла разогнуть спину. Более того, я умудрилась натереть себе несколько кровавых мозолей на ладонях и переломать все ногти, красотой которых так гордилась.
После приветствия Себастьян придирчиво обошел меня со всех сторон, удовлетворенно хмыкнул, и Берта широко и счастливо заулыбалась, посчитав это за одобрение своим трудам.