После обеда Сергей вознамерился устроить генеральную ревизию в своей константинопольской миссии. Уж очень большие подозрения вызывал у него пронырливый грек-фессалиец Дорофей.
Начали с братины. Два отрока обошли с нею всех собравшихся: воевод и старшую гридь, — черпая ковшом, наливая в серебряные чаши и поднося каждому — по старшинству. Первым — князю, последним — сотнику Рузиле, вятскому вождю, поначалу мутившему своих против великого князя, а потом повинившемуся и принесшему князю роту на верность вместе с самыми ярыми своими родичами. Правда, Креста Рузила так и не принял, но Владимир всё равно его ценил, потому что когда-то Рузила воевал под стягом Святослава.
— Вот, — Артём положил на ларь увесистый мешок. — Твое, княже.
— Доказать? — хмыкнул он. — Тебе, что ли? Да…
— Побьем — посчитаем, — пообещал Духарев. — Щитом меня прикрывай, мандатор!
Хотя в словенских родах детям крайне редко отказывали в праве на жизнь. Разве что в очень голодные зимы или при наличии видимого уродства.