— Тебе бы всё торговать, — проворчал Добрыня укоризненно.
Спустя некоторое время судороги прекратились.
— Я за Правдой пришел, — строго произнес Артём. — А ты, здоровяк, хоть и воевода нынче, а слова выбирай. Думай, кому и что болтаешь!
— Оставь его, Габдулла! — велел Владимир. — А ты, ромей, оставь в покое оружие и не забывай, кто ты! В отличие от своего брата Василия, я не требую от людей, чтобы они ползали передо мной на карачках и лизали мои сапоги, но красивая одежда и дорогие украшения не меняют твоей сути, холоп! И если ты еще раз посмеешь мне дерзить, я обойдусь с тобой как с неразумным и дерзким холопом, которого следует вразумлять не словом, а кнутом! Конечно, за дурное поведение холопа отвечает его господин, но моего брата императора Василия сейчас нет рядом, а потому по праву духовного родства я возьму этот труд на себя.
— А я слыхал — больше бывает, — заметил великий князь.
Дверь распахнулась, впуская здоровенного северянина, волосатую вонючую скотину, не умеющую писать и читать, зато способную одним ударом разрубить человека напополам. Это умение бородатый варанг с удовольствием продемонстрировал патрикию еще в Константинополе, когда просился к Михаилу на службу. До того времени Гёдбьёрн почти два года прослужил в этерии, но потом варвара выгнали. За воровство, кажется. Или за строптивость… Этого Михаил так и не выяснил. Однако, на взгляд Михаила, дикарь вел себя безупречно. Если не считать раба, убитого в первые минуты знакомства. Но демонстрация была — впечатляющая, а раб — старый и почти бесполезный. Тем более что патрикий всё равно вычел его стоимость из первого жалованья телохранителя.