— Почему он не кланяется? — недовольно произнес Владимир, глядя на здоровенного роскошно одетого паракимомена.
День прошел спокойно. В лесу наблюдалось активное шевеление, но не более того. Здорово мешали вороны, устроившие праздник живота на валу из трупов — живых к этому времени в гигантской груде тел не осталось. Гонять падальщиков было бесполезно. Бить стрелами — жалко. Стрел.
— Давай, княже, сначала лагерь возьмем. Сам же сказал только что: сначала ворога разбить, а потом будем победу праздновать.
Железко увязло в толстой воловьей коже, и Богуслав выпустил копье из рук. Однако и длинное копье катафракта его не задело. Чиркнуло по щиту, почти не отклонившись, и прободило доспех отставшего на корпус дружинника.
— Князь-воевода киевский Серегей, — староста удивился вопросу.
— Слыхал я, — неожиданно сказал седовласый, — в Киеве теперь только ему, на древе повешенному, кланяться велено, а наших, настоящих богов, князь киевский огню предал. Верно ли?