— Может быть… не знаю… — Митрил отвел взгляд. Теперь он смотрел на синеву моря, особенно яркую — под выцветшим белесым небом.
— А что я сделал? — пискнул важный чиновник, в этот момент забывший о том, что он — важный чиновник, римский всадник и так далее, а помнивший только то, что принцепс, стоящий перед ним, не просто принцепс, а сам свирепый Череп, гроза варваров, «спаситель провинции», любимчик еще более свирепого Максимина…
— Я не поеду в Рим, — сказал Максимин. — Сейчас не поеду. Для этого мне потребуется откупиться от алеманнов, а тогда — чем я лучше Александра? Рим подождет. И Рим, и сенат. Мне плевать, признают ли меня сейчас Августом. Я вышибу дух из германцев. Я растопчу их и покажу, что такое сила Рима. Чтобы ни один варвар не смел даже приблизиться к нашей границе. Я сделаю это — и только тогда явлюсь римлянам. С возами добычи, с толпами пленных, во главе победоносных легионов, под эгидой великой славы. И пусть тогда Сенат посмеет отказать мне в пурпуре и триумфе! Тогда, клянусь Марсом и Юпитером, я растопчу их так же, как германцев!
— Ну, еще посмотрим, — пробормотал Скулди и по-герульски повторил для Комозика слова борана.
— Не то говоришь, рикс! — вступился за родича Агилмунд. — Знаешь ведь, за что Аласейа дар получил! Ссоры ищешь?
— Он идет сюда со своими сирийскими легионами, — сказал Маний Митрил Скорпион, префект лагерей собравшейся у Могонтиака армии. — С мавританской конницей, осдроенскими лучниками, парфянскими ауксилариями. Мне это не нравится.