На деревьях, простиравших ветки через прогалину, сияло серебро.
– Подождите, постойте… Вы же Верещагин? Ну да, надсотник Верещагин!
Прямо возле моего правого колена лежал камешек. Не щебенка из асфальта и не осколок бетона – а, кажется, гранит. С мои полпальца, не больше.
– Дай-ка, – он взял у мальчишки последний лист и прочел вслух: – «Слышь, Шустрик, а ты правда на меня больше не злишься? За навоз?» – уточнил Сережка. «Ага, – смущенно подтвердил Кау. Мальчишка сделал короткую паузу, а потом честно ответил: – Не злюсь. Раз уж мы теперь одна команда, то чего злиться. Тогда уж надо было отказываться. А соглашаться и злобу таить – это нечестно». – «Странный ты какой-то со своей честностью», – признался рыжий». А дальше я знаю, – сказал надсотник, возвращая листки Димке.
– Про Бакса я ничего писать не стала… – Чикса вздохнула.
– Понимаешь, Саш, он страх потерял. Тот самый старый добрый страх, который позволяет сохранить голову. Ему начало казаться – я же вижу, – что это все игра. Пусть посидит и подумает. Тем более что завтра ночью «Солардъ» идет на автокемпинг на Антонова-Овсеенко. Учти, выдаю тебе военную тайну.