– Что ты на него взъелся? – удивился Шушков, откладывая карту и беря гитару. – Хороший парень. Вон, гитару мне принес.
…Нинка умерла раньше, чем я подбежал. Одна стрелка разорвала ей шею, еще две пробили живот, четвертая вошла точно между ног. Я увидел все это, увидел мокрое от крови лицо Витьки, его перекошенный рот – и сел на дорогу…
– Да ну, – неловко усмехнулся гигант. – Это ведь вы все провернули, а я что – лбом стены прошибать… Я как в этот «Ка» назначение получил… – сержант помрачнел. – Такого ни один бродяга, ни один уголовник себе не позволит. А эти, в костюмчиках… – Сержант смачно плюнул в огонь. – Пооткручивать бы им головы и сесть вот так, с русскими ребятами, к огоньку – неужели не договорились бы?
Только одно окно. С нелепой занавеской, из-за которой давно стреляют только новички. С такой нелепой, что хочется усмехнуться и отвернуться от нее.
Я выдохнул и положил ладонь – правую – на Дашкину грудь. Левую. Слегка сжал пальцы.
Димка Медведев не «потерял страх». Скорее наоборот – понял, что не знал настоящего страха до той ночи три дня назад, когда, находясь во вражеском тылу, увидел то, чего не мог себе представить даже после всего уже увиденного на войне.