Это случилось в тот момент, когда Гарри снова уклонился от Бладжера, пролетавшего в опасной близости от его головы. Его метла внезапно накренилась. На долю секунды ему показалось, что он падает. Он изо всех зажал метлу в руках и между коленями. Такого с ним никогда не было.
— Здесь только на одного из нас, — сказал он. — Всего один глоток.
Гарри подумал, что она, возможно, права, но он не намерен был говорить ей этого.
Дядя пребывал в чрезвычайно хорошем расположении духа. Очевидно, он был уверен, что никто не сможет доставить сюда письма, особенно в шторм. Гарри про себя соглашался с ним, хотя эта мысль его совсем не радовала. Наступила ночь, и разразился обещанный шторм. Брызги от высоких волн ударялись о стены лачуги, а от свирепого ветра дребезжали грязные окна. Тётя Петуния нашла несколько заплесневелых одеял в соседней комнате и устроила Дадли постель на изъеденном молью диване. Они с дядей Верноном заняли шишковатую кровать в соседней комнате, а Гарри не оставалось ничего другого, как отыскать участок пола помягче и свернуться там под самым тонким и рваным одеялом.
Они больше никого не встретили по дороге, пока не достигли лестницы, ведущей к коридору на третьем этаже. Пивз качался в воздухе на их пути, распуская ковёр, чтобы об него спотыкались люди.