— Предлагаешь мне, — медленно, словно не совсем уловив смысл услышанного, проговорил саврянин, — связать себя благородной клятвой Хаскилей с какой-то… весчанской девкой?
— А бобровая голова чем тебе не нравится? — обиделась Рыска — Она ж вкуснющая, наваристая. И дешевая, две штуки на медьку. Я целую дюжину купила, завтра еще с картошечкой потушу!
— Ну то-то же. — Саврянин торжествующе ухмыльнулся и поудобнее, как победитель, устроился в седле.
Белокосый ругнулся в сторону спутников (Тут с вами родной язык забудешь!) и повторил вопрос по-саврянски. Женщина пролепетала что-то в ответ. Альк раздраженно уточнил (у саврянки обиженно задрожали губы) и, недовольно сдвинув брови, начал седлать корову.
В глазах у них был такой священный ужас («Меня — с этим?!»), что Рыска, не утерпев, рассмеялась. Хотя весельем тут и не пахло. Видимо, днем Альку пришлось немало поработать правой рукой, и края раны, несмотря на шов, разошлись — хорошо хоть не до конца. Краснота расползлась по всему плечу, еще чуть-чуть, и на локоть перетечет. Похоже, в шею саврянину тоже стреляло, потому что поворачиваться он старался всем телом.
— По-твоему, лучше вообще ничего не делать?