И разом провалился в забытье. Не от ран, думаю — от изнеможения. И к лучшему. Я могла перевязывать его безо всякого милосердия. Смазала целебной мазью царапины на лице и шее. Задумчиво скользнула пальцами по розе на левом плече. Надо же, впервые за два года в моей постели мужчина. Сильный, красивый, молодой…
— Все? — сказал он и кашлянул. — Это все?
— Значит, я не могу этого понять? Ты подыхал когда-нибудь по-настоящему, Ингри? Не в бою, не от меча или стрелы — медленно, день за днем, зная, что умираешь, как умерли все вокруг у тебя на глазах? Мои сны старше, Ингри, много старше. Они до сих пор приходят ко мне и протягивают истлевшие руки и просят есть. А ты ложился когда-нибудь под жирного вонючего старика, потому что он не даст тебе сдохнуть с голоду? А ты прятал когда-нибудь куски под матрас, зная, что это глупо и смешно и сейчас тебе ничто не грозит?…
Она прикрыла утомленные глаза, но языки пламени продолжали плясать и под сомкнутыми веками, метались быстрые тени. Ночь длилась бесконечно и мчалась так быстро…
— Перестань метаться, — сказал Эрл. — У меня уже в глазах рябит.
— Из той страны, где правят боль и страх… — пробормотал я, тяжело поднимаясь в седло.