Она знала, что в среде военных и в абвере довольно много тайных противников режима, даже существует нечто вроде заговора. Но заговорщики эти казались ей слишком хладнокровными и осторожными. Максимум, на что они были способны, – бросать саркастические реплики в узком кругу и выдумывать все новые причины, почему нельзя скинуть Гитлера.
– Да сделал я уже твою паршивую геометрию. Смотри, смотри, к подъезду идет!
– Май, успокойся, послушай, ведь их арестовали по ошибке, и многих других тоже по ошибке. Все ошибки рано или поздно исправляются, их выпустят, даже с извинениями, вот увидишь.
Ланг радовался каждому дню, отнятому у смерти, прожитому без боли и мучений. Доктор был доволен, что удалось обеспечить Лангу еще один такой день и незаметно вылить в унитаз очередную порцию ядовитой дряни.
Иногда к Маше после концерта подкатывал какой-нибудь самодовольный хмырь в форме или в дорогом костюме. Маша вежливо извинялась, говорила «я на минутку». Если можно было удрать, удирала домой. Если концерт проходил в охраняемом здании, например в клубе НКВД, откуда просто так не выскользнешь, пряталась в женском туалете. Как правило, хмырь легко переключался на другую девочку, которая не исчезала.
Во время последней встречи с Бруно Габи передала ему эту информацию. Он чересчур бодро принялся уверять, будто о тайных политических переговорах ему известно, ничего страшного, тонкий дипломатический маневр. «Не волнуйся, Сталин знает, что делает, он не дурак».