– Можете считать меня ребенком, только давайте сюда эту штуку!
Мне становится смешно. Он все-таки иногда ужасный дикарь, но по крайней мере сверзиться мне не дал.
Мы ужинаем их похлебкой с нашими пирогами, после чего они расходятся по другим шатрам, а нам оставляют этот в полное распоряжение. Они сначала, конечно, хотели освободить нам два шатра – как же, не могут ведь богатые супруги из столицы провести ночь вместе! Но Азамат им строго указал, что я не умею, да и не должна, управляться с печкой, а тем более костром, и вообще, ему не нравится идея оставлять меня одну – и при этом выразительно так посмотрел на троих из четырех пастухов, что сразу стало ясно, что именно ему не нравится. Про костер он, кстати, соврал, с костром я управляться умею. Впрочем, я никогда об этом не говорила, так что он имеет право не знать.
– Да у меня должно быть все хорошо, – говорю. – Когда я попала к Ирлику, у меня там острых не оставалось, а с выздоравливающими, надеюсь, Орива справилась. Вы когда последний раз отправляли ко мне раненых?
Мотаю головой. Никак не могу замолчать, рыдания скручивают меня, как приступы рвоты, все лицо напряжено, рот растянут, слезы льются ливнем. Азамат садится на пол, сгребает меня в охапку на колени, прижимает к себе и принимается укачивать. Я реву как двухлетняя и ничего не могу с этим поделать. Голошу с подвывом, но от этого как будто становится легче, как будто что-то развязывается внутри.
– Лиза, – говорит Азамат внезапно серьезно, – пожалуйста, не думай, что чье-то там внимание и уважение мне важнее, чем ты. Я растерялся поначалу, но продолжаться так не будет. И так целыми днями только и думаю: скорее бы вечер, скорее бы домой и тебя увидеть. Одно время еще уговаривал себя, что у тебя дела, работа и я тебе там совсем не нужен. А выходит, у нас даже нет времени новостями поделиться. Это моя вина, и я исправлюсь. Не злись, пожалуйста. Хочешь, обругай меня, только не злись больше.