– Ладно, бери этого. Ребят, – он поворачивается к пастухам, которые все никак не отсмеются, – представьте коней-то.
– Приходите ко мне, – говорю. – Я это тоже умею.
– Ага, такие комплименты, что век бы их не слышать, – ворчу я, обтирая салфеткой руки от крема и укладываясь вдоль Азамата. – Давай все-таки ты будешь ума слушаться, а не комплексов и звериных инстинктов. У тебя, знаешь ли, перед всеми этими удалыми есть существенное преимущество. А именно: ты мой муж. Пусть у них внутри завязывается, а ты расслабься, – зеваю. – Ну зато теперь ты знаешь, что такое ревность. А то, помнится, в начале нашего знакомства это слово тебе ничего не говорило.
– Он сволочь и заслужил это. Вернее, это так, фигня, заслужил он гораздо больше!
– Да это не он странный, это ты странный, – говорит матушка. – Я больше никого не знаю, кто бы к матери ездил каждое лето. Нет, Лиза, ты представляешь? В восемь лет, один! Поезд идет два дня, это ж с ума сойти от скуки. Да и отец был не в восторге…
– Вы бы хоть договорились, по какому региону рисовать. Вы-то двое здесь всегда жили, а девушка с южных островов. Так у нее сразу три страницы водных символов и ни одной горы. И вот тут, где земля, у всех овцы, а у тебя бизоны, и рог не в ту сторону завернут, потому что у вас он не бараний, а козлиный… А Кудряш насмотрелся узоров у приятеля в книгах. Вот эти уже пару веков никто не использует, а вот этот вообще только на одеждах Старейшин изображать можно.